Переход (Глава 13)
- 04.11.2013 14:59
Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12.
В ПОИСКАХ ЛУЧШЕЙ ЖИЗНИ
После смерти хана Аюки последующие полстолетия калмыцкое ханство находилось в состоянии гражданской войны. Возникшую ситуацию усугубляла позиция российской администрации, прекрасно осознававшей, что раздоры среди калмыцких нойонов ей на руку. В такие периоды враждующие стороны обращались за помощью именно к правительству, и каждая стремилась обелить себя, а, значит, становилась законопослушной, что давало возможность царским властям вмешиватьcя во внутренние дела ханства, эффективнее влиять на поведение калмыцких тайшей (принцип «разделяй и властвуй»).
На мой взгляд, с этого периода начинается потеря национального достоинства калмыцкого этноса: из народа–воина мы начали превращаться в народ, стоящий с протянутой рукой. И это продолжается до наших дней: Москва решает, давать нам дотации или нет. Не будем лукавить: вся работа нынешнего руководства республики в основном сводится к «выбиванию» денег у российского правительства.
Раздоры в Калмыцком ханстве, безусловно, негативным образом отражалось на благосостоянии простого калмыцкого народа, который в этот период испытывал большие тяготы и лишения, терял скот, без которого вынужден был искать другие источники для существования. Об обеднении калмыцкого населения напрямую говорил даже наместник ханства Дондук-Даши (1741–1761), при этом он считал рыболовство единственным способом выживания калмыков, а торговлю рыбой – лучшим средством для поправки кочевого хозяйства населения Калмыцкого ханства. В кои-то века калмык–кочевник питался рыбой?! А что делать? Ведь если льва держать в клетке и давать ему морковку, то вскоре лев будет напоминать большого кролика: у него выпадут зубы и вырастут уши!
К сожалению, так бывает всегда, когда живёшь на чужой земле и выполняешь чужую волю.
В эти же годы отмечается увеличение количества калмыков, бежавших к русским городам и стремившихся найти здесь средства для существования и выживания. Естественно, их там никто не ждал («понаехали тут»), и наверняка нашим предкам приходилось унижаться перед людьми, которых ещё каких-то сто лет назад их деды пренебрежительно называли «свинопасами». Другая часть «скудных» калмыков сосредотачивалась по берегам крупных рек и пыталась прокормиться рыболовством. Как говориться, «не до жиру - быть бы живу».
Положение наших предков усугублялось тем, что они были буддистами и в условиях изоляции от традиционного верования их стали массово «вдавливать» в христианство. Как известно, одним из направлений политики Российской империи в отношении национальных окраин являлась политика христианизации, которая проводилась и в Калмыцком ханстве. Еще в первой четверти XVIII века в российском законодательстве подробно разрабатывается вопрос о принятии беглых и их крещении. 20 января 1724 года Сенат издал указ «О калмыках, чтоб склонять владельцев и законников их в христианство ученьем и дачею и книги нужные перевести на их язык». Этот документ открывал новую страницу, связанную с активизацией миссионерской политики. Во второй половине 20-х годов число принимаемых христианство калмыков увеличивается. Появляется потребность в разработке особой экономической политики в отношении крещеных калмыков. С этой целью была создана крепость Ставрополь-на-Волге, в которую были поселены калмыки, принявшие христианство. Правительство разработало целый ряд мер по обеспечению поселенцев землей, рыболовными и сенокосными угодьями, необходимым инвентарем. Особое внимание было уделено обеспечению финансовой помощи. Ставропольское поселение, ставшее своеобразной экспериментальной платформой российских властей, явилось примером наиболее удачного включения кочевников в общероссийский хозяйственный комплекс. В результате именно принуждение к осёдлости и приобщение к хозяйственной жизни, свойственной земледельческой культуре, наряду с христианизацией, становится наиболее оптимальным в процессе интеграции и ассимиляции калмыков. Так в России стали появляться «новые русские» с фамилиями Калмыковы, Тургеневы, Сеченовы, Менделеевы, Шараповы, Улановы, Харламовы и даже Горяевы.
РЕМАРКА №8
Известный у нас в республике врач Виктор Гаврилович Харинов однажды рассказал занятную историю. В начале 80-х годов его, как участника какой-то международной конференции медиков, поселили в гостиницу «Россия», что в двух шагах от Красной площади. В номере рядом с телефоном лежал внушительных размеров справочник «Телефоны Москвы». Любопытства ради наш, тогда ещё молодой доктор, открыл страницу на букву «Х» и стал искать там абонентов с фамилией «Харинов».
Надо заметить, что эта фамилия - чисто «калмыцкая» и у других народов не встречается. К своему великому удивлению, он насчитал более сорока москвичей Хариновых! Не долго думая, стал звонить им и интересоваться насчет калмыцкого происхождения их фамилии. Ответ во всех случаях был абсолютно категоричным: «Никогда в жизни у нас в роду не было никаких калмыков!». Была также просьба к любознательному калмыку больше их не беспокоить.
Помню, услышав эту историю, присутствующие весело посмеялись, а кто-то сказал: «Это всё равно, что если бы русскому попался англичанин с фамилией Воробьёфф (Vorobieff), и начисто отрицал свои русские корни!». Нам, конечно же, было понятно нежелание русских признавать свою причастность к калмыцким корням. Объясняю.
ПО РАНЖИРУ СТАНОВИСЬ!
Когда Россия из моноэтнического и моноконфессионального государства стала превращаться в полиэтничную и многоконфессиональную империю, как неизбежность встал вопрос: как относиться к народам, вошедшим в её состав? Относиться к народам, ещё совсем недавним противникам, а затем «добровольно» вошедшим в состав России, как к равным? Это было бы невыносимо для имперского сознания.
Справедливости ради, надо отметить, что это характерно для всех империй. К примеру, во времена Чингисхана за одного убитого в ссоре монгола убивали заложников: китайцев – 20 человек, остальных народов – 10 человек. То есть жизнь монгола котировалась очень высоко, так как монголы были титульной нацией.
Что касается Российской империи, то основным стержнем её существования, безусловно, была лояльность подданных по отношении к государю и правящей династии.
Безопасность власти и социально-политическая стабильность являлись приоритетами для центра. Поэтому лояльность нерусского населения окраин имела для него первостепенное значение. С точки зрения царского правительства, положение этносов в неофициальной иерархии зависело от степени их лояльности (действительной или предполагаемой). Так, например, большинство кочевников, а позднее поляков и евреев, считались ненадежными подданными. В то время как к прибалтийским немцам, финнам и армянам до середины XIX века относились как к верным слугам царя. В XVII столетии украинцы воспринимались имперским центром как ненадежные казаки (черкасы). Казаки, по крайней мере, определенная их часть, были связаны со степью, и потому считались бунтовщиками и потенциальными предателями, как и калмыки, крымские татары и другие кочевники. Частые колебания Богдана Хмельницкого и его последователей в политической ориентации между Россией, Речью Посполитой, Крымским ханством и Османской империей лишь усиливали подобное недоверие.
Начиная с XVIII века, центр считал, по меньшей мере, часть украинцев нелояльными сепаратистами, мазепинцами. Что касается, калмыков, то они никогда не рассматривались, в качестве «лояльных», а после ухода части их соплеменников в Джунгарию в 1771 году и вовсе в негласной иерархии народов России заняли место ниже «плинтуса».
К середине XIX века в России сложилась иерархическая лестница народов, состоявшая из 14 «ступенек». На самой верхней ступеньке были «русские православные», далее шли «православные» славяне (украинцы и белорусы). Третью ступень занимали прибалтийские немцы, прибалты и финны. Чуть ниже находились православные горские народы (грузины, осетины). Далее шли неправославные христиане (армяне), православные инородцы (чуваши, марийцы, мордва). После них - мусульмане и другие народы в соответствии с представлениями руководства России о степени политической, религиозной и социальной лояльности и т. д.
Калмыки находились на предпоследней ступеньке, именуемой «прочие инородцы», вместе с чукчами, каряками, ительменами и другими народами Крайнего Севера, не принявшими христианства. После нас на последней ступеньке находились евреи, исповедующие иудаизм. Если ты относился к низшим ступеням иерархической лестницы, то не можешь занимать определённые государственные должности. Военные могли дослужиться только до определённого уровня, а дальше никакие заслуги не принимались в расчет.
На мой взгляд, здесь кроется «загадка» генерала Лавра Корнилова (на снимке). Несмотря на абсолютно азиатскую внешность, он никогда не говорил о своих калмыцких корнях (даже близким друзьям по кадетскому корпусу). Во всех анкетах в графе национальность он писал «русский». Заикнись хоть кому-либо (даже жене!), что у него калмыцкие корни, Корнилов дослужился бы максимум до полковника.
Кстати, даже великий полководец Михаил Кутузов тщательно скрывал свои тюркские корни. Фамилия Кутузов происходит из тюркского слова «кутуз» (qutuz), что означает «свирепый», «бешеный». Это, безусловно, указывает на связь этой фамилии с Востоком. Однако в родословной Голенищевых-Кутузовых указывается на то, что фамилия Кутузовых «происходит от выехавшего в Россию к Благоверному Великому князю Александру Невскому из немец честного мужа именем Гавриила. У сего Гавриила был праправнук Федор Александрович Кутуз, от которого пошли Кутузовы». «Происшедшего от сего Федора Кутуза, потомка Андрея Михайловича Кутузова дщерь была в замужестве за Казанским царем Симеоном. Помянутого же Кутуза брат родной Ананий Александрович имел сына Василия, прозванного Голенище, Потомки их Голенищевы-Кутузовы Российскому престолу служили...».
Учитывая, что немцы в царской России всегда занимали верхние ступени иерархической лестницы (Екатерина II и все последующие цари были немцами), Михаил Кутузов, несмотря на явную «азиатскую» фамилию, упорно настаивал на своём немецком происхождении. Вот такие были времена…
Элистинский курьер/Эрдни Михалинов.
